И было им по двадцать

Такую же сбросили на рыбаков, которые на Кати лучили с факелом и острогой рыбу. Вода не дала разлететься осколкам, и потому жертв не было.

-  Учителей тогда в армию не брали, тем более, сельских, потому как продолжалась борьба со сплошной неграмотностью Мы даже по деревням ходили, учили своих родителей. Ходили с удовольствием. И те учились с радостью, нас, как дорогих гостей, встречали. И какое это было событие - самому письмо от кого, заметку в газете прочитать или написать кому-то!

Последний экзамен выпал на третье июля, а двадцатого Николай вступил в комсомол.

- Мать опять в слезы: коммунистов и комсомольцев в первую очередь убивают. Расстреливают. Успокаиваю: я же не один такой. А уже похоронки начали приходить с фронта, прежде всего, на кадровых военных, которые уже в финскую воевали. Мне три раза повестку присылали. Пришел один раз в райвоенкомат, а до него восемнадцать километров топать надо было. Прошел комиссию. Здоров! Но: иди домой и жди, вызовем! Вызвали. Но опять: шагай в свою деревню, призовем, как только наберем команду. И вот третья повестка, уже в сентябре. Вручили пакет с пятью печатями на нем и направили в Архангельск, в так называемую "Казарму Восстания", там во время революции солдаты против царя поднялись.

Пока добрался до Устюжны, промежуточного места сбора  команды, ребята ушли в Архангельск без меня. Уже потом узнал, что это была команда, набранная из комсомольцев. Очень примечательная и показательная примета того времени: парни вступали в комсомол уже во время войны, когда знали, что в любом случае они пойдут под пули первыми. В Архангельске направили меня в Борисовское училище, которое располагалось в той самой "Казарме Восстания". Наряду с другими военно-инженерными специальностями готовили здесь диверсионные группы.  Изучали немецкую подрывную технику и технику подрыва мостов, станционных водокачек, зданий промышленных объектов, речных и морских судов, учились, в какие места лучше закладывать заряды.

Пятого ноября сорок второго года роту подняли по тревоге. Все курсанты сменили обмундирование, переоделись в офицерскую форму с погонами младших лейтенантов. Ремень, портупея, кобура.  Парни как на подбор. Я по сравнению с ними считался "поскребышем", "левофланговым", хотя физически был не менее развит. Всех нас доставили в Москву. Здесь некоторым, и мне в том числе, выдали пропуска на парад, на Красную площадь. Я оказался на Лобном месте. До Мавзолея не очень далеко, и лица тех, кто стоял на трибуне, просматривались неплохо. Всего их было, как сейчас помню, пятеро: Сталин, Ворошилов, Буденный, Калинин и вроде бы Каганович.  Жарко не было, тем более, что все мы были в шинелях. Продувало...

В Москве всю нашу роту распределили по частям. Я попал на Сталинградский фронт, в 4-й механизированный корпус  командиром саперного взвода. Там уже давно, с июня, шли ожесточенные бои. Весь мир ждал исхода этой битвы. Все считали, что Сталинград не устоит, а значит, на стороне Гитлера выступят Япония и Турция. Ехал поездом до Саратова, а потом на  перекладных  добрался в станицу Ленинское, районный центр, куда из Сталинграда привозили тяжелораненых. Пришел я во взвод уже по темну. Представился сержанту, который был за убитого командира взвода. Сержант - коммунист, бывший председатель колхоза. Налил он мне в кружку сто граммов водки, пожарил - не знаю, где раздобыл, мясо. Утром на рассвете  будит: "Лейтенант, поговорить надо". И стал он меня не то  чтобы учить, наставлять, а как бы передавать опыт. Сказать же ему было что - отступал он от самой границы. Вы, говорит, военное дело хорошо знаете, а я - работу с людьми. Вы меня будете учить подрывному мастерству, а я вам передам опыт работы с красноармейцами. И вдруг: "А вот пить ты не умеешь, и потому буду давать тебе водку только в перерывах между боями. А то и сам погибнешь, и людей погубишь". А я, действительно, выпил те сто граммов и свалился, не помню, съел ли мясо. Ведь до этого не пил никогда. Он меня какими-то трофейными тряпками укрыл - уже морозец давал о себе знать.

Забегая вперед, скажу, задания были разные: разминирование своих и вражеских минных полей, разведка водных переправ и пути следования части.  Но никогда перед уходом на задание не позволял водки ни грамма. Ни себе, никому из бойцов. Хотя и сто граммов всего, а реакция уже не та, внимание притупляется.

Уже на Дону, под Калачом, испытал первую бомбежку. Двигались на наших ЗИСах и полуторках. Вдруг команда: воздух! Повыскакивали, повыпрыгивали, и кто куда, подальше от машин и друг от друга, чтобы не скучиваться. А я, как Чапаев, дабы показать, что никого и ничего не боюсь и завоевать авторитет среди бойцов, сел, не на коня, правда, на подножку автомобиля и смотрю вверх, на вражеские самолеты. Отбомбились. Однако на нас бомбы не падали, бомбили кого-то по соседству. Отбой! Подходит ко мне сержант и говорит: "Лейтенант, мы тоже так умеем, но кто же после войны землю будет пахать?".  Все коротко ясно. Больше я такого "геройства" себе не позволял.

А через месяц сержанта у меня забрали.   Жаль было расставаться, ведь он у меня как бы за комиссара был. Знал, у кого из бойцов сколько детей, у кого какой характер, на кого можно было положиться в трудную минуту опасности. Умный был мужик. Тогда на взвод только по одному такому коммунисту приходилось. На мой взгляд, еще один примечательный факт.  Нашей 7-й механизированной бригадой 3-го Сталинградского гвардейского корпуса командовал подполковник Родионов. Тот самый, который провел батальон красноармейцев в Комсомольск из Хабаровска на лыжах. Почетный гражданин этого города. Герой Советского Союза. Врследствии поехал я туда после одной из телепередач с его участием, чтобы встретиться с ним или хотя бы узнать адрес, по которому он проживает. Зашел в горисполком, а там сказали, что он уже умер...  Так вот, бригада Родионова первой окружила Сталинград, наступая с юго-запада, и соединилась с танковым полком, наступавшим с севера.

И он же, Родионов, освободил меня от трибунала. А дело было так. Мой взвод сделал проход через минное поле противника. А один из наших танков не то сам в сторону от этого прохода нырнул и на мину напоролся, не то немцы его подбили. Ну  меня и командира танка за шкирку и в особый отдел: что да как? Вызывают на допрос, а тут как раз Родионов. Объяснил ему, что мин-то в проходе не было, танк сам в сторону выполз. Приказал  свободить, а то бы наверняка в штрафную роту загремел. Что стало с тем танкистом, не знаю.

Кстати, одно время у нас на вооружении были американские танки "Шерман". Гробы, а не танки. Тяжелые, неповоротливые, со слабой броней. Чтобы развернуться, требовалось дли него в радиусе не меньше восьми метров. Сравни: наш Т-34 разворачивался на месте и всего за две-три секунды, считай, мгновенно. Они-то и били немецких "тигров" и "пантер" в ближнем бою на Курской дуге. Так что к американским танкам у нас было очень большое и обоснованное недоверие.  

Николай Николаевич Рыжиков прошел через десять фронтов. После Сталинграда были Южный, Степной, Ленинградский, Воронежский, 1-й и 2-й Украинские, 1-й и 2-й Прибалтийские. Закончил войну на западе, в Латвии, после разгрома Курляндской группировки противника. А потом его корпус передислоцировали на восток, и он участвовал в войне против Японии.

Награжден тремя боевыми орденами: Красной Звезды и Отечественной войны 1-й и 2-й степеней. хрущевские, брежневские, а тем более горбачевские за награды не считает. Естественно, медали "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией", "За победу над Японией", ну и, как он сказал, прочие, в том числе нагрудный Знак Советского комитета ветеранов войны.|

До 1958 года служил на Хасане. Потом приехал в  Амурск. Работал на стройке и целлюлозно-картонном комбинате. Водил машину, малярничал... Вроде бы все шло, как надо.

События 1991-го считает государственным переворотом, а не революцией, потому как все происходило без участия народа.

- Народ- то на референдуме проголосовал за сохранение СССР. И потому существование такого режима рано или  поздно обречено…

Из книги Геннадия Толмачева «Путь к Победе»  

{gallery}2017/41_10.10.2017/5{/gallery}